Здесь могут водиться люди - Страница 56


К оглавлению

56

— Послушайте! Есть тут кто-нибудь? Храпят… Товарищ! Товарищ! Да проснитесь вы! Ч-черт, головой стукнулся…

— А? Как? Вам кого? Кто тут?

— Извините великодушно, маленькое дельце… Я здесь, в ногах у вас. Чуть повыше, на третьей полке…

— На багажной, что ли?

— Да-да, на багажной…

— Чего не спится на багажной? Спать надо, полуночник!

— Еще раз простите, у меня к вам дельце есть. У меня, видите ли, часы остановились. Время не подскажете? Уж вы извините…

— По пустякам людей тревожите! Полтретьего время. Угомонились? Спите давайте.

— Полтретьего? Это сколько же нам еще ехать?

— Сколько надо, столько и есть. К рассвету доберемся. Еще часика четыре лету. Если грозы не будет. Спите.

Долгое молчание. Потом на багажной не выдерживают.

— Простите, еще раз потревожу вас… Кажется, вы сказали — лету? Я правильно понял?

— О господи, опять он за ногу… Ну, сказал, ну, лёту, чего всполошились? Давайте на боковую. И не дергайте меня за носок!

— Да уж, носки у вас, прямо скажем…

— Вот и не касайтесь. Какие положено, такие и носки. Вы, случайно, не текстильный институт кончали?

— Нет, не текстильный, почему это текстильный, с чего вы взяли, вовсе нет, ничего подобного… Значит, лёту?

— Лёту, лёту… Летим — вот и лёту. Ехали бы — стало быть, езды. Шли — ходу. Могли бы и потолковее быть. Вы не текстильный, случаем… А, да, спрашивал уже. Спим!

И опять долгая-предолгая пауза. На третьей полке что-то бормочут, переживают.

— Послушайте, я так не могу! Объяснитесь! Вы утверждаете, что мы летим на самолете. Так или нет?

— По-новой он меня за ногу… Не цепляйтесь, кому сказано! Разгулялся, артист… На самолете, на самолетике! Спокойной ночи, аха-ха-а-а-хрр-ххх-ссс…

— Мы летим??!

— Фу, вы потише там, на багажной! Совсем очумели? Не чувствуете разве? Летим, точно. Высоко-высоко.

— А отчего темно так? Почему света нет?

— Темь, действительно, глаз выколи. Высоко забрались — потому и темно.

— Какой самолет, отвечайте сию минуту! Я в командировке, по срочному служебному делу. Я должен знать всю правду!

— Взрослый человек по голосу, а как ребенок, ей-богу. Вы, часом, не текстильный…

— Не текстильный, не текстильный, хватит о текстильном! Какой это самолет, марка?

— ИЛ-62, сами не видите? Вы лучше скажите, вот взять, к примеру, ацетатный шелк…

— Как?

— Ну, ацетат, по-нашему. Это же ведь дрянь, а не ацетат, вы гляньте сами! Одни цветочки чего стоят. Ацетатный шелк, он, мил-человек, должен быть не таким, на то он и призван так…

— Ах, да отстаньте вы от меня со своим шелком! Расстроили вы меня, черт дернул к вам обратиться. Надо же, мы, оказывается, летим на ИЛ-62! Мне нельзя так сразу. У меня все рассчитано по часам — прием лекарств, питание…

— Вы там не шебуршитесь! Попутчик липовый. Правда глаза колет? А билет у вас имеется? Ась? Не слышу!

— Надо же, вот напасть, иевезуха, просто невезуха…

Стучат колеса. Слышно, как по коридору вагона, ворча, пробирается какой-то пассажир, тоже, как видно, полуночник, — покурить в тамбуре. На багажной полке начинают смеяться. Сначала тихо, потом все смелей, совершенно открыто и безбоязненно.

— Хе-хе-хе, вы однако… ах-хах-ха… хороши! Разыграли как, рассказать кому — не поверят! Хр-хр-хох… Купился, купился, как мальчик! Шуточки у вас, ых-хы-хых…

— Шуточки? Есть тут один шутник-шутничок, да не я… Насчет билетика как же будет, гражданин? Не ответили! Есть ай нет? Или стюардессу позвать? Так я мигом. Эй, багажная полка!

— Текстильный, говорит, не кончали… Алло, мы ищем таланты…

В разговор внезапно встревает третий голос, четкий и дисциплинированный:

— Вы, текстильщики! Хорошо наорались! Завязывайте, кому говорю! Еще два слова — утром жалуюсь лично капитану. Не теплоход — цирк! Голова от качки раскалывается, еще эти тут…

— От какой-такой качки, чего болтаешь?

— Да, объясните. Какую, собственно, качку вы имеет в виду?

— Боковую, какую еще! И носовую. Дифферент на корму! Болтанка душу вынимает.

— Слышь, мил-человек, ты на чем летишь-то? На пароме, что ли?

— Не лечу, а иду. Идем! На теплоходе. А вы что же, на дирижабле хотели?

— На самолете, голубок. Ты, часом, не рехнулся там?

— Пожалуйста, не путайте его, ради всего святого! Опять вы со своим самолетом. Товарищ, товарищ! Вы слышите? Мы едем на электричке. У меня сезонный билет, мне на службе дают. Бумаге, надеюсь, вы верите?

— Бумаге верю. Вам, жуликам, нет. Врете вы все. С какой целью, вот вопрос…

— Ах, да посветите мне спичкой, я билет покажу.

— В каютах запрещено спички зажигать! Инструкция. Есть курительный салон, там и жгите, сколько влезет. Правила для всех одинаковы, для экипажа и для пассажиров. Ох, качает как!.. Обратно только поездом, только поездом…

— По-моему, он считает, что плывем. Как вы думаете?

— Псих, не иначе. И веревки нет… Беда, беда. А ну, как кинется?

— Чего шепчетесь там? На теплоходе плывем! Проснулись не до конца? Крысы сухопутные. Шепчутся, главное!

— Ну его к бесу, действительно психически больной…

— Псих, а вещички сопрет — ищи-свищи… Видали мы таких-то! Ладно, спите! И не дергайте меня больше!

— Да уж не дотронусь, будьте уверены.

— Утречком насчет билетика разобраться надо будет… Не навернитесь там со своей багажной.

— Себя поберегите.

— Во-во, с такими попутчиками поберечься — первое дело…

— Спокойной ночи.

— Во-во, уши на ходу отрежут, и поминай как звали…

Молчание. Потом голос:

— Эй, текстильщики! От качки есть что-нибудь?

56