Здесь могут водиться люди - Страница 60

…С факелом бежал уже четвертый спортсмен. Он торопился — третий все-таки не выдержал темпа и отклонился от графика. С переднего мотоцикла кричали: «Нажми!», и бегун нажимал. Длинный круговой маршрут по улицам города завершался, впереди показался стадион…

Франтоватый блондин, не найдя свою Нюсю, разочарованно вышел на улицу, где у него попросил прикурить ленивый адидасовский подросток. Прикуривая, мальчишка ловко вывернул на землю огонек из сигареты блондина, сказал наставительно: «Спички надо иметь, дядя!» — и, не мешкая, юркнул в сторону — как раз в ворота, куда потоком вливался народ. Он был трудным подростком, знал об этом и не забывал напоминать окружающим…

…Четвертый секунда в секунду передал эстафету, устало хлопнул товарища по плечу, и тот, набирая скорость, понес факел к финишу. У ворот стадиона мотоциклы остановились, и пятый спортсмен выбежал на дорожку один…

Петрищев сошел с троллейбуса, потому что заметил народ у стадиона. Теперь он сидел на трибуне рядом с трудным подростком и наблюдал за ходом спортивного праздника…

…Пятый спортсмен пронес огненную эстафету по упругой дорожке, взбежал по ступенькам, наклонил факел, — и высоко над затихшим стадионом запылал огонь спартакиады.

Петрищев с неудовольствием вспомнил, что спичек так и не купил, прикурил у подростка и начал следить за первыми стартами. Вскоре он пригрелся на солнышке и незаметно для себя заснул. Когда Петрищев проснулся, на стадионе было пустынно. В поле пиджака красовалась прожженная окурком дыра — трудный подросток напоминал окружающим о своей сложной индивидуальности. Внизу на дорожке тренировался спортсмен — тот, что бежал с факелом третьим. Небо понемногу темнело, отчего языки пламени в чаще над стадионом становились все зримей, плотней и ярче.

«И прикурить-то не у кого, — подумал Петрищев. — Тоска! Зажигалку, что ли, купить? Хоть не мучиться…» Он повертел в руках папиросу, огляделся и полез наверх к чаше прикуривать.

Если так рассуждать…

— Наша измученная земля
Заработала у вечности,
Чтобы счастье отсчитывалось
От бесконечности,
А не от абсолютного нуля!

Вы слушали радиокомпозицию по стихам советских и зарубежных поэтов. Режиссер Александр Акуленко, звукооператор Инна Клепцова.

— Вот как? — сказал Николай Федорович. — А что слышно насчет погоды?

— В эфире передача «Взрослым о детях». Сегодня у нас в гостях…

Николай Федорович выключил радио и стал собираться. «Туманные стихи, думал он, выходя из подъезда. — Абсолютный нуль, вечность какая-то… Писали бы о жизни. О производстве в конце концов. Нет, типичное не то!»

Николай Федорович не так давно был переведен из заместителей в начальники цеха и теперь старался формулировать свои мысли четче, конкретнее, как бы подводя черту. «Нет ясно выраженной главной идеи. Плюс не злободневно». На этом он завершил свои рассуждения и впрыгнул в троллейбус. Усевшись на сиденье, Николай Федорович развернул газету и с удовольствием отметил про себя: «Народу немного, хорошо! Если штанги не соскочат, доберусь минут за тридцать…» Штанги не соскочили. Двери не заедало и не тормозили гаишники за проезд на красный свет. Поэтому на завод Николай Федорович прибыл с большим запасом.

«В принципе, все логично, — думал он, входя в кабинет. — Мало народу — можно спокойно сесть. Давки нет — водитель не нервничает, правил не нарушает — значит и гаишники не докапываются. В итоге: отлично доехали… Хотя нет, неправильно. По такой логике, — Николай Федорович усмехнулся, по такой логике для идеальной работы транспорта нужно что? Чтобы пассажиров было как можно меньше, так получается? А в идеале — чтобы вовсе не было?.. Ладно, хватит, занимаюсь делом!»

В кабинете он пока ничего не менял. Все было, как при прежнем начальнике. Распорядок дня тоже. Первой пришла табельщица.

— У Нечаевой бюллетень, — доложила она. — Миркин в военкомате. Остальное на местах.

— Варыгин опоздал?

— Варыгин опоздал, — с готовностью подтвердила табельщица. — Но… как пришпоренный бежал. Наши все смеялись. Подействовал, видать, ваш разговор, Николай Федорович! — Табельщица по-свойски хихикнула.

— Запах?

— Не поняла, Николай Федорович?

— Трезвый он, спрашиваю? — Николай Федорович почему-то избегал смотреть разбитной табельщице в глаза. И вообще он испытывал странное чувство неловкости, когда его называли по имени-отчеству. А табельщица, казалось ему, еще и специально нажимает на имя-отчество, будто полный титул произносит…

— Запашок есть небольшой. Но вчерашний, слабенький совсем… Да чего там, Николай Федорович! Дела с дисциплиной лучше пошли, это вам любой скажет. Не то, что до вас было. Ух, бывало!..

— Все-таки вы неправильно рассуждаете, Симонова, — сказал Николай Федорович, и табельщица сразу независимо поджала губы. — Дела хороши… Опоздал Варыгин на пять минут — хорошо, что не на час. С запахом явился — умница, что со вчерашним, а не свеженьким. А если он вовремя прийти вздумает, да еще как стеклышко? Премию ему тогда выписывать, что ли? За успехи в труде?

Табельщица захлопнула папку.

— Я вам обстановку доложила, а вы уж решайте, как и что. Мне можно идти, Николай Федорович?

И не дожидаясь ответа, она исчезла, толкнув дверь папкой, причем из коридора довольно явственно донеслось: «Молодой еще…» Николай Федорович немножко поругал себя за то, что не умеет разговаривать с подчиненными, и нажал кнопку селектора:

— Плановое, как вчера вторая смена сработала? Да, доброе утро, товарищи, здравствуйте…