Я не удивился, услышав знакомый свист при входе в третий зал.
— …и это они называют натюрмортом! Да где художник видел таких фазанов?! А этот дурацкий кувшин… И с чем он, интересно знать? Малюют, сами не знают чего. Любой портрет даст этой мазне сто очков вперед! Качество крайне низкое. Брак!
Мне стало душновато. Посетитель стоял в прежней боевой позе — упершись немигающей восьмеркой в девушку. Я включился без колебаний.
— Вы безусловнейшим образом правы. Это не фазаны, а бройлерные цыплята по два тридцать штука. Качество кошмарное, в рот нельзя взять, не пожарив. Да вы приглядитесь, что нам подсовывают! Картина-то стара-старехонька! Написана бог знает в каком веке, а холст ни разу с тех пор не меняли. Думают, в провинции так сойдет. Шалишь! Потребитель вправе требовать самое лучшее качество! Халтурщики они, вы правы.
Некоторые не любят, когда их мысли доводят до логического конца. Выражение лица моей дочери больше не помогало.
— Умные все стали… — просвистел посетитель. — Я вам, кажется, не мешаю, гражданин, и вы мне не мешайте. Нашелся тут…
Девушка имела на сей счет иное мнение и взглянула на меня с благодарностью. Мы сбежали одновременно. Уже выходя из галереи, я заметил его возле газетного киоска. Романтическая девушка, шедшая рядом, заметалась на ступеньках и юркнула обратно в галерею.
«Нет, нет и нет! — подумал я. — Все дело в том, что в его развалюхе ночью был пожар. Сгорело все в одночасье, спасти удалось только тазик для бритья и то чудом. Его любимая девушка уехала на Север с геологом по фамилии Недоелов и тоже стала Недоеловой. В детстве у него был рахит, а теперь ноют зубы — все, даже искусственные. С четырех работ его изгнали за кретинизм, и сегодня же ночью он окончательно решил броситься с коммунального моста вниз головой. На кладбище его тело придут провожать малозначащий член профкома и два лаборанта, жизнерадостных и розовощеких лоботряса. Родных у него нет и не было. Его очень, очень жалко…»
Я подошел к киоску.
— Нет, вы обязаны иметь мелкую монету, чтобы по первому требованию дать сдачу, — слышался знакомый свист. — Вы эти художества бросьте! Надо знать свои обязанности и выполнять их!
Пожилая киоскерша молчала и только машинально поправляла стопку иллюстрированных журналов на прилавке. Ей тоже было не по себе. Я смотрел на полную здоровья спину посетителя, на его шею, быстро переходящую в коротко оструганный затылок, и понимал, что никакой развалюхи нет и в помине, меня опять подвели привычные фантазии.
— Вы совершенно правы в своих требованиях, уважаемый, — сказал я, подходя вплотную. — Вам была нужна сдача? С удовольствием окажу посильную помощь!..
Я выгреб из кармана целую горсть меди и с наслаждением высыпал ему за шиворот.
Плохой я все-таки психолог…
Хулиганы сразу вышли из-за угла.
— Дай закурить! — сказал который поблатнее.
— Бог подаст, — холодно ответил я.
— Чё-ё-ё? — протянул который поблатнее.
— То, — ответил я. — Что слышал.
— Гера, сунь ему в зубы, — посоветовал второй, с фиксой.
Я подпрыгнул и несложным приемом каратэ ткнул пяткой в челюсть первому хулигану. Он икнул и укатился в темноту. Я оглянулся на второго. Тот, угодливо облизывая фиксу, подавал мне раскрытую пачку «Мальборо» и горящую зажигалку.
— Н-ну? — сказал я.
Хулиган рассыпался в прах. Я посмотрел па Веронику. Ее глаза влажно сняли, губы приоткрылись…
— Что ты, моя крошка, — шепнул я. — Ничего не бойся, ты ведь со мной…
Наши губы медленно сближались… Звонок.
Эх, всегда я просыпаюсь на самом интересном месте!
Однако пора вставать. Я поднялся с кровати, позавтракал, пошел на работу. На лестнице повстречалась соседка Вероника Степановна.
— Ах, это вы, Славочка, доброе утро! Мы сегодня опять вышли вместе… А почему вы такой хмурый, ммм?
«О черт!» — подумал я.
…Хулиганы появились, как и во сне. Сразу.
— Дай закурить! — точно так же сказал один.
— Извините, не курю. Проходите, Вероника Степановна…
— Фигуристая, — иронически протянул тот, что с фиксой. — Ух ты, пышечка… — и протянул волосатую лапу.
Вероника Степановна покрылась пятнами.
— В чем дело, ребята? — спросил я, заслоняя ее плечом.
— Пшел, сопляк… — прошипел который поблатнее.
Каратэ и дзюдо я не знаю, поэтому простым крепким с правой сбил мерзавца с ног. Он грузно упал на заплеванные ступеньки. Второй оскалил фиксатый рот, по напасть побоялся. Стоял у стены, смотрел пронзительными глазами… Мы вышли.
— Какой вы смелый, Слава, — прошептала Вероника Степановна. — И сильный… Ой, у вас шарф сбился!
«А ее очень красит волнение», — подумал я. Вероника стала поправлять мне шарф. Наши губы медленно… Звонок, черт бы его драл!!! Почему, ну почему я всегда просыпаюсь на самом интересном месте?..
Ну, теперь-то уж точно не сон. В комнате холодина. Вставил ноги в тапочки, прошлепал на кухню. Там соседка баба Вера посудой гремит. «Твоя очередь мыть полы», — говорит. «Да знаю я, знаю…» Лезу в холодильник. Пусто. Пью воду, одеваюсь, тащусь на работу. Слышу, за мной кто-то по лестнице пыхтит. Баба Вера на рынок соленые грибы тащит.
— Помог бы хоть, Славка! Молча беру сумку с банками, несу. У входа хулиган стоит…
Сипит:
— Дай закурить, земеля…
Я протягиваю пачку «Примы».
— Че ты прямо в рожу тычешь? — неожиданно обижается хулиган. Сбоку выдвигается второй, советует: — Тресни ему по зубам, вежливей будет!
Первый медленно, как во сне, разворачивается… У меня из рук рвут сетку с банками… Удар! Еще удар! Приоткрываю один глаз. Хулиган, закрывая голову руками, выбегает из подъезда. Его напарник уже мчится по двору, испуганно оглядываясь на бабу Веру. Баба Вера, размахивая сумкой, кричит вслед: