Здесь могут водиться люди - Страница 80

…После чая Остроухое улучил момент, подошел к подоконнику и, небрежно позевывая, сказал:

— А, то-то я гляжу: знакомое растение у вас тут. Это дряква, кажется? Ну да, она самая. Нежный цветок, дряква-то. Прихотливый.

Татьяна Игнатьева сделала большие глаза и с восхищением обратилась к мужу:

— Сергей. Да Сергей же! Полюбуйся скорее. Первый раз в жизни встречаю натуральный, рафинированный тип обаятельного циника. Чувствуешь, как он все ведет на снижение? Четко, тонко и органично. Надо обязательно записать…

Остроухов опешил.

— Мгу, — отозвался муж, ковыряясь в пишущей машинке. — Аналогичный случай… ты слушаешь меня, Танюш? Случаи, говорю, похожий был у меня в Скачковском районе. С механиком одним познакомился… Говорун такой! Критиковал все, помню, что ни увидит. Мотоцикл потом угнал. Судили, конечно… Тут, понимаешь, глубже копать надо. Я о нем чуть-чуть зарисовку не сделал. Вот был бы номер!

— Полить не мешало бы, — заметила Татьяна. — Как бы не завял цикламенчик..

Остроухову не понравилось словечко «говорун». Сухо откланявшись, он направился к другому товарищу, хохмачу Андросову-младшему.

— Врешь, — напряженно сказал Андросов-младший, узнав истинное название своего цветка. — Признайся, что врешь! Вот признайся!

— Зачем это мне врать, — отстранился Остроухов. — В словаре так написано. Энциклопедическом. Ты бы его читал иногда. Помогает…

— Кряква, говоришь? — задумался Андросов-младший. — Интересненько… Послушай, маэстро, ну-ка встань еще разок в профиль.

— Куда стать?

— Ты не придуривайся давай. Сказано тебе боком стать, вот и стань!

— Ну, стал…

— Сделай еще раз так.

— Как?

— Вот ты головой этак дернул, а потом губу выдвинул и подвигал.

Остроухов старательно дернул головой, выдвинул губу и подвигал ею.

— М-мэ, не то, — сказал Андросов-младший. — Ты зря нервничаешь. Сделай теперь десять шагов назад. Да не поворачивайся спиной, так иди! Смотри мне в глаза…

Остроухов сделал несколько осторожных шагов назад и уперся спиной в дверь. Андросов-младший ловко распахнул ее и выставил приятеля на лестничную площадку.

— Ты чего? Погоди! — забарабанил в дверь Остроухов.

— А ты чего? — отозвался изнутри Андросов-младший. — Головы людям морочишь? Уйди, надоел. Крякву изобрел… Да я эту хохму сто лет знаю! Надоело, Остроухов, уйди, будь человеком. Если заболел, так и лежи себе дома. Нет, он к людям пристает… Топай!

«Не понимаю, не по-ни-ма-ю! — думал Остроухов, возвращаясь домой. Какие-то психи, а не друзья. „Кряква“, тьфу! И ведь останется у них на подоконниках. Поливать будут, холить. Мерзкое растение…»

Задела Остроухова эта «дряква». Неприятно стало, нехорошо. Домой он пришел совершенно расстроенный и выкинул цветок в мусоропровод. А приятель Аристарх за свои слова тоже поплатился. В тот же вечер вконец осерчавший Остроухов ему газету в почтовом ящике поджег. Дыму напустил!.. Так вообще-то Аристарху и надо. Зачем приходил, для чего говорил? Сам и виноват.

«Я не Кулебякин!»

Я ему и пары слов сказать не успел. Только вошел в кабинет, тут же затрещали-запрыгали два телефона — красный и фиолетовый. Он ловко ухватился за трубки и закричал:

— На проводе! Нет, это не Кулебякин! Будет после обеда! Комплектующие опять не завезли? Кулебякин придет и разберется. А я не в курсе. Отбой!

Он швырнул трубки обратно, как опытная хозяйка бросает крышку на кипящую кастрюлю — мгновенно и точно.

— Так, — сказал он, внимательно глядя на мои ботинки.

— Я… — сказал я.

Затрещал телефон.

— Минуту! — он снова сцепился в трубку, на сей раз желтую. — На проводе! Нет, здесь не Кулебякин! Насчет автокранов? Только он решает, толь-ко! Конечно, будет здесь! Или не будет. Может, да. А может, нет. Вернее всего — может быть. Отбой!

— Так? — спросил он, вглядываясь в мои брюки.

— Мне бы… — сказал я.

Но не успел.

— Минуту! На проводе! Нет, я не Кулебякин, я другой… Пуговицы будут только квадратные? Вы кому звоните, товарищ? Нет, это не он, это я! Пуговицами занимается Кулебякин. Постоянно бывает. Да, на работе. Сказать точно? Пожалуйста: каждый первый четверг второго полугодия. Отбой! Фу…

— Так! — сказал он, уставясь на мой галстук. — Быстрее!

— Мне бы вот тут…

— Минуту! Нет, Кулебякин не здесь. Телефон здесь, а он — нет! Борщ сбежал? Не в курсе. Ждите Кулебякина. Понимаю, что срочно. Понимаю, что столовая цех номер один. Не плачьте, девушка. Кулебякин появится, все утрясет. Отбой!

— Кошмарная у вас работенка, — сказал я с чувством.

Он горестно вздохнул и обвел рукой телефоны. Все восемь телефонов красный, фиолетовый, желтый, синий, черный, белый, розовый в яблоках и серый без циферблата.

— И у Кулебякина тоже кошмарная…

— Кулебякина нет! — автоматически ответил он, и мы засмеялись.

— Ладно, пойду, — сказал я. — Не буду отрывать. Хотел тут бумагу одну подписать у Кулебякина…

— Нету его, нету!..

— …насчет аттестации рабочих мест. Но раз такое дело, мешать не стану.

— Милый! — закричал он. — Насчет чего у вас бумага?

— Насчет аттестации. А что? Все равно Кулебякина нет…

— Бог мой, хоть один по делу пришел. По нашему, родному. Давайте со сюда! Радость-то какая…

Он схватил мою бумагу и крупно вывел на ней: КУЛЕБЯКИН.

— Все-таки день не прошел даром, — сказал Кулебякин. — Спасибо вам. Заходите если что. Всегда рад. Жду!

Я вышел в коридор и плотно закрыл дверь. На ней было написано: «Лаборатория НОТ. Начальник А. Я. Кулебякин». А из кабинета в это время доносился отчаянный голос: